В этом доме на улице Дадиани, за десять с небольшим лет знакомства и дружбы с Аидой Бабаджановой, я бывал много раз. Мы встречались по разным поводам, в основном касающимся вопросов сохранения армянства вообще, и тифлисского армянства — в частности. Это были интересные диспуты, на которые собиралось много творческой интеллигенции из представителей армянского общества столицы Грузии. Однажды, во время недавнего нашего общения, когда она, в очередной раз приехала на Родину из США, где проводит большую часть года, я поймал себя на мысли, что, по существу ничего о ней не знаю, а хотелось бы. Вот и напросился в гости...

***

Мы с тобой знакомы уже много лет, а вот так обстоятельно, с глазу на глаз, беседуем впервые. Расскажи о себе

Детство в моей жизни было комбинированное, если можно так выразиться. Одна часть детства связана с Сололаком (исторический район Тифлиса – прим.ред.), с бабушкой и дедушкой и их разноязычными соседями, а другая – с военным городком в Ортачалах (старый промышленный район Тбилиси – прим.ред) и моим папой, который был военным, и где преимущественно была русскоязычная среда.
Так что для меня с детства все были свои...
Военный городок это особая среда, со своими правилами и определенным порядком. Нас, детей было очень много, так что недостатка в компании ровесников у меня не было . Нельзя сказать, что родителям с нами было просто, поскольку наши интересы переключались от повальной увлеченности велосипедами, бесконечными дворовыми играми, до дальних походов по окрестностям города и попыток снимать собственное кино. При таком диапазоне активности уследить за нами было сложно и время от времени нам серьезно доставалось за чрезмерную самостоятельность. Нам, это, правда, никогда не мешало очередной раз что-нибудь устроить. Словом, это было нормальное детство.

Семья дедушки – это совсем другой мир. Там жила история. Все Бабаджаняны ведь родом из Нагорного Карабаха, маршальского села Чардахлу. И хотя дедушка Вартан Арамаисович и его отец — Арамаис Оганесович (1873г.), родились уже в Тифлисе, но откуда они родом – всегда помнили.
Детские воспоминания дедушки связаны с Тифлисом, районом Сейдабад, где жила семья. Родился он в 1898 году и был крещен в церкви Джиграшен. У меня остались его воспоминания с 1905 года. Там есть упоминание о больших караванах с лошадьми и верблюдами, которые в большом количестве приходили в Тифлис и располагались на отдых рядом с их домом. Воздух был насыщен запахом вьючных животных, их кормов и товаров. Мама дедушки, в его воспоминаниях, всегда шила, чтобы заработать лишнюю копейку.

Прадед – Арамаис Оганесович, выпускник школы Нерсисян, педагог и общественный деятель, был активным членом партии "Гнчак", участвовал в политической жизни армян. В доме постоянно кипела революционная работа – листовки, специфическая литература, другие атрибуты подпольной деятельности, в которой участвовала и моя прабабушка (мать деда – Овсана) – по записям деда, она чуть ли не знамена шила.

Бабушка — Елена Аветовна, была из семьи коренных жителей Тифлиса Её мама была из состоятельного купеческого рода Симоньянов. Жили они в т.н. доме Зальцмана, который находился на углу современных улиц Пушкинской и Леселидзе, семья занимала весь второй этаж. Окна дома выходили на Эриванскую площадь (бывшая Ленина, сегодня – площадь Свободы — прим.ред.). Отец моей бабушки, тоже коренной тифлисец из рода Айрапетянов. Семья жила на Приказной улице (ныне Чалоубанская – прим.ред.), в доме Шароева. Кстати, на углу улиц Приказная и Армянский базар была, одна из самых известных в городе, шляпных мастерских. Её уже давно нет, но старые горожане помнят. Родительский дом моей бабушки в 20-е годы был советизирован, как и многие другие. Появились новые жильцы, а бабушкина семья была вынуждена перебраться в 2 комнаты на первом этаже, где раньше жила прислуга. Там и сейчас живет моя тетя, дочь бабушкиного брата.
Бабушка закончила 3-ю женскую гимназию (ныне 66-я школа) и через пару лет появился мой дед — умный, красивый, галантный, а тут ещё и новые революционные веяния... В общем, судя по всему, бабушка не устояла. Естественно, её родители совершенно по другому представляли себе будущее дочери, но перечить не стали. Деда в семью приняли, хотя особого счастья, судя по всему, не испытывали. Но, похоже, что дед с бабушкой и без их благословения были вполне счастливы. Во всяком случае, их долгая совместная жизнь стала тому подтверждением.

Надо сказать, что к этому времени дед уже получил педагогическое образование в Александровском училище на Михайловской (бывшая Плеханова, а сегодня – Агмашенебели – прим.ред.). В 1919 году дедушка с молодой женой отправились в Карс, где его отец был директором реального училища. Насколько мне известно, они с бабушкой собирались там остаться жить, но известие об ожидаемой резне в 1920 году, вынудило их в срочном порядке покинуть те места.
Шли всей большой семьей – дед с бабушкой, его сестра с мужем и родители деда. Шли пешком, ночью, без воды – вода в реках и ручьях была отравлена трупным ядом. С едой тоже было не густо. В дороге дедушка заболел тифом, но выкарабкался, а бабушка едва не потеряла своего первенца – она была на сносях. Так они дошли до Еревана. Здесь семья разделилась на две части – одна осталась в Ереване, а мои дед с бабушкой решили направиться в Тифлис – как-никак, здесь жили родители бабушки.


Дед не любил рассказывать о том периоде. Он вообще, мало что рассказывал. Только когда его не стало в 1981 году, мы нашли папку с документами и записями. На ней было написано "Вскрыть только после моей смерти" — так оно и получилось. Я не сразу смогла разобраться с этими бумагами, но сейчас у меня неплохой семейный архив и я очень счастлива, что дед смог сохранить документы и фотографии, которые сейчас просто бесценны.
Некоторые из них стали основой для семейных историй, которые я начала писать несколько лет назад. Некоторые из них очень интересны, их можно прочитать в моем ЖЖ.
Надо сказать, что всё, что связано с дедом, для меня представляет бесценный опыт и, пожалуй основу, без которой вряд ли из меня что-то путное могло выйти. Это при том, что он не только нас не ругал, даже голоса никогда не повышал, не читал нотаций, не баловал нас ни деньгами, ни подарками. Ему было достаточно одной негромкой фразы, чтобы мы всё поняли. Он умел устроить нам праздник, почти не прилагая усилий и был всегда прав, давая характеристики людям, которые нас окружали. Его не интересовали материальные блага , он не любил лишних вещей и считал, что пища должна быть простой. Для нас с детства это было нормой, собственно, я сейчас так считаю. Словом, дед был для нас непререкаемым авторитетом.
Совсем другой была бабушка — полная противоположность деду. Конечно, она ему не перечила и принимала его правила жизни, но у неё было своё пространство и тут дед был бессилен.
Наша бабушка "шуршала", другого слова и не придумаешь. Она постоянно бегала по дому, что-то делала, обо всех беспокоилась. Только мы с сестрой появлялись на пороге, как бабушка с возгласом "Вай, к(h)όранам ес, дети голодные " ("Чтоб мне ослепнуть") кидалась кормить нас. Для неё было важно, как мы выглядим, во что одеты. Бабушка любила красивые вещи, хотя позволяла себе очень немногое. Дед относился к её суете и пристрастиям весьма скептически, но был великодушен и не возражал. Иногда, она собиралась на встречу со своими подружками по гимназии. В такие дни она могла себе позволить красиво одеться, чем вызывала насмешливую реакцию деда. Звучало это так:"Эля, ты несознательный мелкобуржуазный элемент". Это было весело. А на вопрос:"Куда это ты собралась?" бабушка, обычно, отвечала "Мы с девочками собираемся к чаю". Это было совсем смешно, потому что "девочкам" было уже за 70. Сейчас меня бы это точно не рассмешило. Есть вещи, которые начинаешь понимать только с возрастом.

В стенах этого дома выросли и трое их сыновей, один из которых мой папа. Старший – Арам, всеобщий любимец, до войны был подающим надежды велогонщиком, прекрасно рисовал. Прошел всю войну, участвовал в Сталинградской битве. После войны стал чемпионом Грузии по велогонкам на треке.
Средний сын – Боря, с детства был болен небом. Еще юношей из бабушкиных простыней соорудил парашют и прыгнул с третьего этажа, сломав руку. Потом записался в ОСОАВИАХИМ и был в числе первых выпускников летного училища. Отлетал всю войну на летательных аппаратах разных конструкторов, начиная с самых примитивных до истребителей. После войны мотался по гарнизонам. Закончил службу в Германии, командуя полком, в чине полковника. После службы в армии приехал жить в Тбилиси.
Мой отец – Менжин, был самым младшим среди братьев. Он также пошел по стопам своего отца и брата – выбрал профессию военного и служил во внутренних войсках. Хотя я, честно говоря, никогда не понимала, его выбор. По характеру он был сугубо гражданским человеком, прекрасно рисовал, свободно мог разобрать и собрать машину, отремонтировать, практически, любой механизм, постоянно что-то мастерил. Если он был не на службе, значит в гараже. Наверное, это у меня от него любовь к ремеслам.

Мы с сестрой тоже родились здесь, в доме, где мы сейчас беседуем, на ул. Шалва Дадиани, бывшей Вельяминовской. Как большинство детей того времени, мы с сестрой ходили в садик. Наш, № 13, был на улице Дзержинского, бывшей Петра Великого, сейчас Ингороква. Это был старинный особняк, отданный детям. Я мало что помню, но память сохранила зал, в котором проводили праздники, запах натертого мастикой паркета, высокие потолки, украшенные лепниной и совершенно волшебного вида старинный камин. Сейчас даже проходить мимо не хочется. Этот особняк стоит разрушенный и производит очень тягостное впечатление.
В школу пошли уже в Ортачалах, так как папа получил квартиру и мы переехали в тот район. Правда, выходные, мы, по сложившейся традиции, проводили на Дадиани у бабушки с дедушкой.

У всех подростков есть свои увлечения. Я в тот период буквально "заболела" велосипедами, тоже, наверное, семейное. В папином гараже было место и для моих велосипедов, число которых, иногда, доходило до трех. Один, обычно, был не на ходу и предназначался на запчасти. Вначале, папа помогал мне с ремонтом моих вечно разбитых велосипедов, потом ему надоело и мне пришлось самой разбираться. У меня это отлично получалось. Продолжалось все это до тех пор, пока я не разбилась, очень основательно. Надо сказать, что это была не совсем случайность и уже не первая. Время от времени мы придумывали очень опасные маршруты и это не всегда хорошо заканчивалось. В общем мне было категорически запрещено приближаться к велосипедам.
Это была трагедия. Надо было что-то делать и я, в тайне от родителей, записалась в мотоклуб при ДОСААФ, где главным тренером по мотогонкам был друг детства моего дяди Арама, а, потом, и отца – Омари Кикнавелидзе. Долго скрываться не удалось, через 2 месяца папа всё узнал и я заработала очередной строгий запрет. Из клуба меня исключили, про мотоциклы пришлось забыть, но упрямство страшное качество. Я подала документы в ДОСААФ, в секцию по прыжкам с парашюта, прошла наземную подготовку, сдала кучу анализов, собрала нужные справки, преодолела несколько комиссий на допуск к практическим прыжкам. Однако, последняя, медицинская комиссия меня "забраковала" – они нашли у меня сбои в сердце. Так закончилась моя эпопея с парашютом.
Пришлось довольствоваться тем, что было доступно. Ежедневно, по утрам, до занятий в школе,я ходила на плавание в открытый бассейн и занималась волейболом в спортивной секции, сначала школьной команды, потом, играла за сборную нашего района и в команде пушкинского института.

В общем, я была нормальным, здоровым ребенком. Единственный врач, к которому я попадала регулярно, был травматолог. Наш хирург в госпитале знал меня, как облупленную, и увидев даже не удивлялся, а только спрашивал: "Ну, что на этот раз?" На этот раз могло быть что-угодно — от падения с велосипеда до последствий драки, которые тоже не были редкостью. Обостренное чувство справедливости мне было тоже свойственно, а за правду надо драться, такие у нас были принципы. Штопали меня регулярно, не говоря уже о серьезных травмах, которые впрочем быстро заживали.
Родители, в конце-концов, перестали обращать внимание на мою гиперактивность, тем более, что им не надо было переживать за мою успеваемость. В школе мне одинаково удавались все предметы и я закончила десять классов с отличием.

Но, когда-нибудь детство кончается. У меня оно закончилось, с окончанием школы. В этот период наши родители разошлись и каждый из них занялся собой. Мы с сестрой Ниной были предоставлены самим себе, а учитывая её проблемы со здоровьем, справляться было не очень просто. Создалась ситуация, когда нам пришлось поменять квартиру и обеспечивать себя самостоятельно. Это было не просто. Учебу пришлось отложить — надо было работать.

Сначала всё было как-то уж очень прозаично, но потом я попала в Гостелерадио ГССР, где начала работать простой машинисткой. Это была механическая работа, но она давала возможность целый день иметь дело с текстами, которые шли в эфир. Время от времени приходилось исправлять чьи-то грамматические ошибки, а иногда слегка править стилистику. Это не осталось незамеченным, и однажды один из наших редакторов предложил мне самой попробовать что-то написать. Я радостно согласилась. Тогда у нас работал Тамаз Канделки, который и стал моим первым учителем на радио. Через некоторое время я уже вполне уверенно писала , но учиться приходилось каждый день. Конечно, не без того, что мне очень повезло. Рядом со мной были профессионалы очень высокого класса. Чего стоило общение только с Наташей Мдивани – одним из лучших редакторов и переводчиков на телевидении.
Так я начала писать. Сначала для радио, потом для телевидения. Конечно, были некоторые препятствия для полноценной работы. Во-первых, у меня не было диплома (он появился гораздо позже), хотя, надо сказать, что факультета журналистики тогда тоже не было, но какой-то диплом всё-таки был нужен. Была и другая проблема, хотя и не такая явная. У меня была "неправильная" фамилия. Все прекрасно понимали, что если хочешь чего-то добиться, то лучше её поменять. И очень многие меняли. Наполеоновских планов у меня никогда не было, фамилия меня вполне устраивала, так что я ничего менять не стала.
В это время произошли изменения и в моей личной жизни. Я не верю в случайности, но тогда это именно так выглядело. Познакомились мы, как ни странно – в троллейбусе. Я только что прилетела из Москвы, куда ездила по делам, и ехала на работу в телецентр. Вдруг обратила внимание на парня, который стоит поодаль и внимательно смотрит на меня. Ну, смотрит и смотрит, не запретишь. Доехав до своей остановки, я сошла с троллейбуса и вошла в здание телецентра. На следующий день, парень ждал меня уже у входа в телецентр. Вежливо поздоровался со мной, я ответила и прошла мимо. Так продолжалось несколько дней. Потом оказалось, что вместе со мной, в телецентре, работал его одноклассник – Гарик Кешишев. И вот, однажды, в обеденный перерыв, мы, всем коллективом, справляли его день рождения, была у нас такая традиция. В тот день в нашей кампании оказался и Саша. Так завязалась наша дружба.

О Саше можно рассказывать бесконечно. Он был неординарным человеком, большой умницей, знал несколько языков, прекрасно знал историю, разбирался в искусстве. Это при том, что блестяще окончил ереванский университет по специальности квантовая электроника. Причем, на этот факультет его приняли с испытательным сроком. Было поставлено условие, что через год он сдаст экзамены на армянском языке, который перед поступлением знал на уровне тбилисского разговорного диалекта. Есть здесь маленькая тайна. Не всем студентам позволяли учиться с испытательным сроком. Для Саши сделали исключение, как для правнука известного армянского писателя и драматурга Александра Мовсесян-Ширванзаде. Через год Саша блестяще, на чистейшем литературном языке сдал экзамен по армянской литературе, а по окончании университета освоил и грабар (древнеармянский – прим.ред.).
После университета Саша вернулся в Тбилиси, начал работать, но масштабы для него были слишком ограничены, он хотел заниматься настоящей большой наукой. В этот период мы и познакомились. Через год решили, что прежде чем создать семью, надо проверить, готовы ли мы к такому шагу. Гражданский брак был моей инициативой, так как у меня перед глазами была жизнь моих родителей и мне не хотелось ошибиться в своем выборе. Через 2 года стало понятно, что семья у нас получается, а ещё через год родилась наша девочка. Саша назвал её Ниной в честь своей прабабушки Нины Лорис-Меликовой.
Саша стал прекрасным отцом и мы уже строили планы на будущее. В Москве ему предложили лабораторию в институте Физики, и мы готовились к переезду, но, к сожалению, не срослось. Саша тяжело заболел и его вскоре не стало. Мы прожили с ним неполных шесть лет. Ниночке тогда было 2 с половиной года. Отца она не помнит, но удивительно на него похожа и внешне, и характером.

За год до Саши, ушел из жизни наш дедушка. Бабушка осталась одна и скоро заболела. Она продержалась ещё 8 лет и дожила до 90 лет. Это был 1991 год – очень тяжелое время для всех. Работы не было, деньги превратились в мусор. Мне приходилось работать, чтобы всех нас прокормить, так как моя сестра по состоянию здоровья была тогда не совсем трудоспособна. Денег катастрофически не хватало. Я бралась за любую дополнительную работу – перепечатывала на дому тексты на машинке, шила одежду на заказ на старом бабушкином "Зингере", который освоила еще в школе. Между прочим одета я была даже лучше многих состоятельных дам, так как подбирала фасоны и обшивала себя сама.

В жизни любого из нас есть некие поворотные моменты, которые в корне меняют твою жизнь. И у меня они тоже были. Один из таких моментов называется "повезло" и ему есть имя – Алик Арутюнов. С него началось мое "армянство".
Я довольно поздно обнаружила свою принадлежность к конкретному народу. Этот вопрос никогда не возникал, потому что я выросла в среде, где было очень много разных людей и никто этим особо не интересовался.
Конечно, мы знали кто наши родители, бабушки и дедушки, но это была данность и обсуждать было нечего. Различие сводилось к кулинарным пристрастиям, празднованию религиозных праздников , свадеб и похорон. Всё это было естественно и мы прекрасно ориентировались — где и что можно, как вести себя правильно, чтобы не схлопотать замечание взрослых.


Мне удалось насчитать пять поколений моих предков, которые родились и выросли в Тифлисе. Близкой родни в Армении у нас нет и я там до 20-ти лет ни разу не была. Но, наверное, так не могло продолжаться вечно и однажды мне задали очень простой вопрос, который расставил на места многое в моей жизни...
С Аликом Арутюновым меня познакомила его жена, с которой мы тогда вместе работали.
- Кто ты? — спросил меня Алик, едва я переступила порог его дома.
- Я — армянка, —неожиданно, сказала я. Скорее всего, я вообще первый раз это произнесла.
Конечно, быстро выяснилось, что я никогда не была в Армении, языка не знаю и, вообще, много еще чего не знаю.
Не знаю, что тогда подумал обо мне Алик, но когда появилась возможность, он предложил мне поехать с друзьями на машине в Армению. Это было очень интересно, и я согласилась.
Алик был прекрасным фотографом, одним из лучших в Тбилиси, но об этом стоит рассказать отдельно. Итак, мы вооружились фотоаппаратами и отправились в путь. Граница тогда была условной, но столб с надписью у дороги стоял. Мы остановились. Алик выставил меня из машины со словами:
- Иди, ты должна сама первый раз переступить эту границу, там уже Армения
Я пошла вперед по дороге, ребята меня быстро догнали и мы продолжили путь. Поездка была очень интересной. В Ереван мы не заехали, зато объездили несколько деревень, где стояли прекрасные церкви и целые монастырские комплексы.
Конечно, впечатлений было очень много, но было и что-то более значимое. Вдруг начало щемить сердце от этой знакомой и малопонятной мне речи, мне показалось большой несправедливостью, что я выгляжу для этих людей чужой. Что-то очень родное было в этих простых людях и в этой стране, которую я совсем не знала.
Я вернулась домой со странным чувством. Какая-то моя часть осталась там, но мой дом здесь, в этом городе, который я хорошо знаю и люблю. Потом я много раз бывала в Армении. Я радостно отправлялась в путь, чтобы потом с такой же радостью вернуться домой. Всё встало на свои места. Недостающее звено появилось и замкнуло цепь. Наконец я поняла - кто я.

Прошло много лет. Мой любимый город очень изменился, многие коренные тбилисцы его покинули. Уже редко услышишь на улице разноязыкие диалоги и теперь мне всё чаще напоминают, что я армянка. Я и сама это знаю, сейчас, даже гораздо лучше, чем много лет назад. Это ни хорошо и не плохо. Это не делает меня ни лучше, ни хуже. Это данность, но теперь я знаю, что есть вопрос, на который у меня есть точный ответ.

Алик Арутюнов был кладезем знаний во всем, что касалось дореволюционного Тифлиса. С начала шестидесятых годов прошлого века, он умудрился заснять почти каждый камень в старых районах города с эпистолярными надписями на них, доказывающими внушительный армянский след в истории становления города. К сожалению, почти весь его фотоархив сегодня недоступен для исследования. Он просто таинственно пропал.

С ним в моей жизни появились много новых друзей, с которыми мир для меня стал намного ярче и интереснее. Это, прежде всего, как они сами себя называли – "арутюновские выкормыши", – Гарри Маилян (великолепный музыкант, ныне профессор ереванской консерватории по классу фагота), Саша Микаэлян ( сын известного тифлисского архитектора Гранта Микаэляна, спроектировавшего и построившего много прекрасных зданий в Тифлиссе, включая Дом Книги на набережной, сам замечательный архитектор и общественный деятель, живет в США), Алик Барсегов( филолог, фотограф), Исай Абовян (пианист), Саркис Дарчинян, несколько лет назад покинувший этот мир, стал добровольным внештатным архивариусом истории архитектуры старого Тифлиса и незадолго до своей смерти опубликовал некоторую часть своего архива.

Были и другие замечательные люди. Каждый из них достоин отдельного рассказа. Единственно, что могу сказать то, что все они были намного старше меня и приняли горячее участие в моем становлении, как личности – в общем, и как армянки – в частности. Более того, мою личную жизнь с Сашей "благословляли" именно они, вместе с моим дедушкой.

Мы с Сашей прожили недолгую жизнь вместе, но это было настоящее счастье. С его уходом появился страх, настоящее понимание того, что мы все смертны и никто не может знать, когда это случится. Я вдруг представила, что может стать с моей маленькой девочкой, если не станет и меня. Мне надо было сделать её максимально самостоятельной и жизнеспособной. Я очень рано начала доверять ей вполне взрослые дела . Свои детские проблемы она должна была решать сама, я вмешивалась крайне редко. Когда она научилась обращаться с газом, а это случилось в 10 лет, –я ушла из кухни и Нина стала готовить нам обеды. И так было во всем. В школу, которая была в Сабуртало – районе с сумасшедшим трафиком, я ее водила только в первом классе. Потом она добиралась самостоятельно, соблюдая все правила дорожного движения. После школы, она на троллейбусе приезжала ко мне на работу. Вечером мы вместе ехали домой. Она практически выросла в телецентре. Два раза в неделю ездила на плавание в бассейн "Буревестник" – естественно, одна. Я появлялась в школе раз в год и то по необходимости. Все свои проблемы она решала сама и обращалась ко мне только в крайнем случае. Ей можно было доверить всё и не беспокоиться. Она умела задавать вопросы, когда это было нужно и принимать решения, которые считала верными. В 15 лет Ниночка уже справлялась с финансами в нашей семье, я только в первое время слегка контролировала расходы, потом перестала. Меня многие не понимали, даже ругали, но время показало, что я была права. Сегодня она мой ангел-хранитель.

Когда ты стала заниматься историей архитекторы Тифлиса?

Я уже говорила, мне надо было зарабатывать на жизнь. И всё же, когда появлялось свободное время, я старалась потратить его на друзей, а у меня были прекрасные друзья. Мои первые познания связаны именно с ними.
В 1992 году, как и многие в то время, я уехала в поисках какой-нибудь работы в Москву. За 10 лет многое пришлось увидеть, понять, почувствовать. Те, кто проходили нечто подобное, понимают, как это жить без постоянной крыши над головой и стабильной работы, когда приходится браться за любую. Но везде есть люди и вопрос только в том, кем ты сам хочешь себя чувствовать. Можно, конечно, ограничиться тем, ради чего, собственно и пришлось уехать из дома – зарабатывать деньги. Но, чтобы уцелеть внутреннее, надо выбираться из замкнутого круга, который способен поглотить кого-угодно. В какой-то момент стало понятно, что надо двигаться. Друзей и знакомых у меня всегда было немало, но со временем их становилось больше, появилась возможность реализовывать некоторые идеи и проекты. Однажды, меня познакомили с директором музея Налбандяна на Тверской – По договоренности с ним я устроила в его музее выставку, посвященную юбилею Ширванзаде. Это оказалось неплохим началом и время от времени мне удавалось принимать участие в мероприятиях Армянского посольства в Москве, выставках, творческих вечерах. Интересного было много, но оставаться в Москве не входило в мои планы.

Я вернулась в Тбилиси в 2002 году. Естественно, связи со своими друзьями я никогда не теряла и, конечно, мы сразу встретились с Саркисом Дарчиняном. Он давно меня уговаривал начать писать о Тифлисе, а тут просто стал настаивать. Мы встречались каждое воскресенье у Сурб Геворка и каждый раз Саркис приносил мне материалы по Тифлису. У меня уже был и свой небольшой архив, а тут ещё новые и новые материалы. Надо было с чего-то начать и я пошла самым простым путем. Сначала – Сололак, как никак свой, родной, хорошо знакомый, и всё же полный тайн. Визуальный ряд для меня сделал наш замечательный фотограф Юра Акулян.

Скоро стало понятно, что в городе всё настолько переплетено, что невозможно говорить об одном отдельно взятом районе, архитекторе, банкире или промышленнике.
Был ещё один важный момент — нужна была точка отсчета. Пришлось перечитать и пересмотреть кучу материалов, чтобы решить для себя этот вопрос.
Скоро стало понятно, что точкой отсчета должно стать начало 19 века и на то есть несколько очень веских причин. Известно, что Тифлис подвергался нашествиям иноземцев десятки раз, но каждый раз восстанавливался. Тем не менее последнее нашествие Ага Магомет-Хана в 1795 году стало катастрофой для города, который был практически полностью уничтожен, а население вырезано. В 1801г. в Тифлис вошли русские полки и город больше не подвергался нашествиям, а значит получил возможность восстановиться, хотя правильнее было бы сказать — обрести новый облик.

Что касается населения, то согласно переписи 1803 года, оно составляло 11.800 человек, а после нескольких эпидемий чумы и холеры в 1811г. – 8.200. И эти чудом выжившие горожане – женщины, старики, дети, калеки и немногие уцелевшие мужчины никак не могли быть силой, способной самостоятельно решить хоть какие-то серьезные задачи, связанные с полноценным восстановлением своих бытовых условий, я уже не говорю о восстановлении города.
Ещё один важный момент — согласно отчетам, на начало 19 века в Тифлисе не было водопровода, канализации, освещения, дорог, больниц, учебных заведений, почтового сообщения и прочих атрибутов города. Более того, не было пригодных для жилья домов, а т.н. "мицури сахли" (земляные дома) не отвечали никаким санитарным и градостроительным нормам. Всё надо было начинать с начала. Так появилась отправная точка.
Надо сказать, что если до начала 19 века все сведения о Тифлисе носят отрывочный и несистемный характер, хотя и дают некоторые сведения, но не идут ни в какое сравнение с подробнейшими документами 19 века, которые предоставляют возможность не просто отследить динамику развития города, но и понять многие процессы, которые её сопровождали.
Ещё один аргумент — город в те времена был ограничен тремя милями в окружности и пятью воротами. Что мы можем показать из построек Тифлиса до 19 века? Это старая крепость — Нарикала, вернее фрагменты ее стен (исторический вид крепости частично восстановлен — прим.ред.), несколько сотен домов, которые уже несколько раз за прошедшие 200 лет перестраивались, и которые образовывали собой узкие, кривые улочки, хаотически разбросанные внутри периметра города, в основном — вокруг крепости, дворец царицы Дареджан, который, по нашим представлениям о царских палатах, можно лишь с большой натяжкой назвать "дворцом". К этому списку можно добавить несколько церквей, в основном, армянских, построенных уже с середины второго тысячелетия нашей эры. Вот и все. Есть правда еще территория царского сада, который был полностью уничтожен огнем и высажен заново немецкими ботаниками, превратившими его в великолепный ботанический сад (сегодня эта территория частично передана в частные руки, а доступ посетителей в оставшуюся часть затруднен — прим.ред.).

Если понимать, как строился и развивался город, в 19 веке, а это именно тот город, в котором мы сейчас живем, то становится понятно, насколько безосновательны претензии некоторых "знатоков" истории Тифлиса, которые пытаются присвоить себе его исторический или архитектурный облик.
Город пытаются буквально разорвать на куски, а ведь это был уникальный конгломерат культур, народов, традиций и религиозных конфессий – бесценный опыт, обладателями которого мы были многие годы, в отличие от некоторых стран, которые сейчас ищут пути к мультикультурализму и терпят неудачу. А у нас это уже было 200 лет назад.

Невероятно интересные материалы содержатся в периодической печати того времени, в журналах и газетах, которые получили большое распространение в городе уже в середине 19 века. Огромная информация содержится в документах, опубликованных в 10 томах Актов Кавказской археографической комиссии. Они есть и в электронной версии. Казалось бы, что интересного в чтении скучных документов, но поверьте, это оказалось очень увлекательным и полезным занятием. Очень советую книгу Ю.Д.Анчабадзе-Н.Г.Волкова — "Старый Тбилиси", и конечно, любые дореволюционные путеводители, справочники, фотографии и пр.

Так что, все, что можно конкретно рассказывать об истории создания современного облика города, вернее, его исторической части , закладывалось в начале 19 века. Расцвет градостроительства и основы образа Тифлиса, как столицы Кавказского края, придание ему европейского облика – это, конечно, период наместничества князя Михаила Семеновича Воронцова.
К середине 19 века город уже начинает зримо формироваться. Неуклонно растет и его население. У же можно выделить несколько крупных городских общин, которые поначалу действуют довольно обособленно, особенно немецкая община, а к концу 19 века можно говорить о полноценной единой городской среде.
Что это за общины? По состоянию на 1899 год самой крупной были армяне — 63.000 человек (36.4%), следом грузины — 44.900 человек (26.0%), за ними идут русские – 35.500 (21.1%). Далее татары, персы, греки, поляки, немцы, французы, евреи, итальянцы, курды, турки, ассирийцы, лезгины, чеченцы.
Интересно, что относительно небольшое количество немцев, тем не менее , оказалось способным оставить очень ощутимый след во всех сферах городской жизни. При этом надо помнить, что большая часть немцев была расселена в районах, где они основали фермерские хозяйства, заложили новые виноградники, начали производство новых сортов сыра и многое другое.
Но вернемся в Тифлис. Конечно, в его истории есть страницы, интересующие меня особо. Справедливости ради, надо сказать, что меня много чего интересует особо, тем не менее, в этом ряду без армян обойтись никак нельзя. Во-первых, потому, что армяне исторически составляли значительную часть населения города ещё в стародавние времена и тому есть множество подтверждений. А во-вторых, и это очень важно, армяне внесли свой, значительный вклад в строительство и развитие города, в котором мы сейчас живем.
Нет ни одной области городской жизни, в которой армяне не приняли бы участие: строительство, транспорт, торговля, промышленные предприятия, водооснабжение, благоустройство города, театральная, музыкальная и художественная жизнь столицы – везде мы встречаем имена представителей армянской общины.
Мне иногда приходится слышать — «Почему армяне так активно работали в Тифлисе? Почему именно здесь?» Ну, во-первых, где жили, там и работали, но есть и другое объяснение, которое касается, кстати, не только армян. Тифлис, с 1801 до 1921 года, не был столицей Грузии — это была столица Кавказского края, т.е. всего Закавказья и Северного Кавказа. Тифлис был самый крупный административный центр на Юге Империи — столица Южного Кавказа. А в столице всегда другие возможности и другой размах для реализации любых амбициозных проектов, это если говорить современным языком.
Кстати, управлять столичным городом тоже непростая задача. Уместно напомнить, что самыми известными городскими меликами были князья Бебутовы, род которых правил городом с 1714 года. Должность эту упростили в 1801 году и затем она стала выборной. В 1841 году на этот пост был избран местный армянин И.Измиров (так в то время русифицировались фамилии представителей этнических народов — прим.ред.). В последующие годы этот пост почти всегда занимали армяне и надо сказать, весьма успешно работали. Среди них были люди выдающиеся, как например Александр Степанович Матинов, занимавший этот пост с 1879 до 1891 год, т.е. переизбранный на этот пост 4 раза. Его вклад в развитие города очень велик, но интересен и другой факт, после своей кончины он оставил завещание, по которому были переданы городу все его сбережения – более 200 тысяч рублей. По тем временам это очень большие деньги. А в городе даже нет улицы с его именем или таблички на доме, где он жил. А жил он в собственном доме на углу улиц Саперная и Большая Водовозная № 9 (ныне Табукашвили и Лагидзе).
Кстати, это тоже один из вопросов, который часто приходится слышать: «Почему имена тех, кто строил и благоустраивал город, так несправедливо забыты?»
Трудно не согласиться, но этот вопрос решаю, к сожалению, не я.

А если бы тебе сказали, назови десять фамилий, которые должны быть увековечены благодарными горожанами?

Первое имя, над которым я даже не задумываюсь – Воронцов. Я восстановила бы памятник и установила его там, где он и стоял — на Воронцовской площади. А ведь как приятно, что люди упорно называют площадь Воронцовской, хотя большинство понятия не имеет кто такой был Воронцов и что он реально сделал для города, но это уже другая история.
Дальше — обязательно А. Манташев, М. Арамянц,Т. Бильфельд, А. Матинов,Г. Радде, Н.Шавров, Д.Ермаков, И.Питоев, О.Озеров, Г.Сарксян, М.Оганджанов, Г.Тер-Микелов, П.Штерн, Андреолетти... Кажется я увлеклась, но это только начало, имен гораздо больше. И ведь о каждом есть что не просто рассказать, но и показать. И это лучшее, что построено и сделано в городе этими людьми, это и есть его лицо, его парадный облик.

Есть ещё одна сторона городской жизни, которую все очень несправедливо обходят. Наверное приятнее показывать красивые проспекты и рассказывать о театрах и музеях, но есть и другой Тифлис – промышленный. Единственным источником по этому вопросу остается труд известного инженера-технолога С. Гулишамбарова, изданный в 1888 году. Это историко-статистическое описание фабрично-заводской деятельности Тифлисской губернии – бесценное фундаментальное исследование, — с полной классификацией по отраслям, выпускаемой продукцией и занятостью населения в той или иной сфере деятельности.
А ведь это важнейшая часть жизни любого крупного города. Вот этой темой я и занялась достаточно плотно, обнаружила много интересного и даже неожиданного. Очень, в этом смысле я собой довольна, потому что никто кроме меня этим не занимается, а зря, там есть о чем поговорить .

Я знаю, что у тебя вышла в США книга. Расскажи, почему в США и как ты оказалась там. Не связана ли изданная книга, с материалами по старому Тбилиси?

Начну со второй половины вопроса. Нет, опубликованная книга — это мои небольшие литературные опусы, этакие домашние рассказы. Напечатал их в Нью-Йорке наш соотечественник Семен Крихели, который издает газету "Тбилисцы". В этой газете выходили мои материалы о Тифлисе и небольшие семейные истории. Большую часть из того, что я пишу, можно найти на моей страничке в "Живом Журнале" в Интернете — я уже говорила об этом.
Книга о Тифлисе практически готова к изданию. Нужно еще немного времени, чтобы подготовить ее к публикации и придумать название. Я думаю, что главная ошибка большинства авторов, пишущих на эту тему — дробление истории города на куски. Я стараюсь собрать все составляющие Тифлиса воедино, чтобы можно было понять и почувствовать город, как единый организм. Тифлис не был армянским, грузинским, русским, немецким, курдским, польским или каким-то ещё другим. Это был наш город, всех нас и каждого в отдельности. Этим он и был ценен и прекрасен.
А почему в США и как я там оказалась — ответ банален. Обычная жизненная ситуация. Моя дочь, Нина, закончила 43-ю школу, (которую, кстати, заканчивал мой дедушка, потом папа, а потом и Ниночкин папа) и прилетела в Москву, где я тогда работала. Для неё тоже нашлась работа, параллельно она закончила курс английского языка, потом сдала экзамен, поступила в Беркли-колледж и улетела на учебу в Нью-Йорк. Потом вышла замуж и теперь у меня тут три внучки, все красавицы. Ниночка закончила университет и работает, а я в обычном режиме – дом, дети, работа. Поэтому, большее время года я провожу с семьей в Америке, а остальное — с второй половиной моей семьи – сестрой и племянницей — в Тбилиси. Всё время скучаю. В Америке – по Тбилиси, в Тбилиси – по детям в Америке. Вот такая жизнь.

Ты уже больше восьми лет живешь в другом государстве. Как ты думаешь, то чувство, которое в тебе зажглось после первой поездки в Армению — он стало слабее? Иначе говоря — оставаться армянкой, для тебя искусство или жизненная необходимость?

Скорее данность. Есть вещи, которые изменить невозможно, но на расстоянии чувства, конечно, обостряются. Иногда, какая-то мелочь, на которую обычно не реагируешь, может подействовать на тебя совершенно иначе, когда ты далеко от дома. Скайп – это хорошо, но живого общения он заменить не может. И моего любимого Сурб Геворка здесь нет. Есть армянская церковь в Шарлотте, но это полтора часа на машине. Хоть какая-то отдушина, маленький островок , где каждое лицо кажется знакомым, а язык звучит, как музыка.
А как то раз, мы проезжали по атлантическому побережью океана. У дороги я увидела указатель "Armenian church". Заставила остановиться. Церковь внешне не была похожа на армянскую — так, часто бывает на Западе, опустевшее здание, построенное представителями другой конфессии, было куплено, или взято в аренду. Но мне было все равно — здесь можно было встретить армян. Но никого не было, церковь была закрыта. Потом выяснилось, что здесь церкви открывают только в воскресенье, когда идет служба. Вот такие странные порядки. Сразу хочется домой.

Что бы ты посоветовала молодым армянам, живущем вне пределов Армении

Не люблю давать советы. Взрослые люди должны уметь сами определять, что для них важно. Это не всегда просто, но умные учатся на чужих ошибках. Есть у меня один комплекс от которого я очень страдаю — я не говорю по армянски. Конечно, кое-что понимаю, даже что-то могу сказать, но это не серьезно. Язык живет где-то глубоко во мне, мне кажется, что я могу заговорить, мне только надо немного пожить в Армении , но ... Сколько раз садилась за изучение, и всегда что-то да мешало. В основном — нехватка времени. Отсюда вывод – всё надо делать вовремя. Дети всё легко усваивают, этим надо заниматься, пока они маленькие, потом будет тысяча причин.

Спасибо за интересную беседу